Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]

Ознакомительный фрагмент

Валк и Вальк безнадежно переглянулись. Понизов кивком отпустил старуху.

— Он был президентом! — подсказал Тоомс. — Нашим президентом.

Баба Лена вдруг остановилась. По лбу забегали глубокие морщины.

— Президент! Погодьте, чего-то знакомое. Был какой-то старичок. Его Князь так называл. Тоже наш пациент. Бывало, зайду в палату, а тот: «Тетя Лен! Почему к президенту без стука входишь? Почему не приветствуешь гимном? Ну-ка, отдай рапорт». Всё юморил. Потому и запомнила. Правда, быстро помер.

— Президент Эстонии! — подсказал Валк с надеждой.

— Это уж не знаю. Может, просто дразнили так? У нас кого только не перебывало!

Понизов потянулся к телефонной трубке.

— Кто вам сообщил, что в Бурашевской больнице Пятса никогда не было? — уточнил он, набирая номер.

— Старушка из архива, — Алекс пощелкал пальцами.

— Кайдалова, — подсказал, заглянув в блокнот, Валк. — Очень хмурая, очень неприветливая.

— Типичная эстонка, — дополнил портрет Алекс — специально с акцентом.

Больница ответила.

— Галочка, солнышко, — промурлыкал Понизов в трубку. — На тебя, единственную, уповаю и припадаю… Обещаю. В следующий раз как только, так сразу. — Он хохотнул сочно.

— Пожалуйста, запиши: Пятс (перевернул к себе блокнот) Константин Якобович. По непроверенной информации, находился в судебно-психиатрическом отделении в пятидесятых и будто бы у нас же умер. Обращались, правда, в архив. Получили отлуп, — никогда-де не было. Но — на всякий случай перепроверь. Можешь зачесть как услугу советской власти… Ладно, тогда мне лично. Хоп, я все сказал.

Он отсоединился.

— И что? Будут искать? — Валк недоверчиво показал на телефон.

— Конечно. Это у вас беспредельщина. А у нас с советской властью пока считаются. Так что ждем-с… А кстати! — Понизов увидел кого-то через окно. Выглянул:

— Эу! Ты чегой-то мимо поссовета, как мимо тещиного дома, прогуливаешься? Ну-ка, загляни!

Повернулся к эстонцам:

— Какие раньше старики-участковые были! — посетовал он. — «Отказник» написать не могли без ошибок. Зато по поселку из конца в конец пройдет — всё про всех знает!

В кабинет, протопав по коридору, вошел участковый Хурадов — ладненький румяноликий кавказец в пригнанной милицейской форме с погонами младшего лейтенанта. Бросил руку к фуражке:

— Товарищ председатель поселкового совета! Младший лейтенант милиции Хурадов по вашему приказанию прибыл.

— Ты уж три дня как должен был прибыть. И без всякого приказания, — осадил весельчака Понизов. — Ты помнишь, что у тебя на участке произошло? У тебя поссовет подломали. Советскую власть — мать твою кормилицу — ограбили. Печати украли! — Понизов, добавив голосу грозности, потряс пальцем. — Меня, председателя поссовета, можно сказать, полномочий лишили. Потому что какой же я председатель без печати?

Отвернувшись от растерявшегося участкового, подмигнул То омс у.

— Так… работаем, Николай Константинович, — пролепетал Хурадов. Напускная бравада исчезла, — председателя поссовета, в прошлом капитана милиции он боялся.

— Тогда давай, — Понизов требовательно протянул руку. В нетерпении пошевелил пальцами.

— Ч-чего?

— Результаты давай! За три дня ты наверняка гору свидетелей и доказательств перелопатил! Может, уже и преступление раскрыл? Ну же! Поделись!

Участковый принялся отчаянно постреливать глазами на посторонних.

— Ты что, вообще по краже не работа л?! — сообразил Понизов.

Хурадов удрученно выдохнул:

— Верите? Ни минуты свободной. Выполняю задачу, лично поставленную начальником райотдела подполковником Сипагиным. Велено бросить все силы на раскрытие преступной деятельности кооператора Щербатова.

— Чьей? — не поверил своим ушам Понизов.

— Щербатов по кличке Борода, — доверительно сообщил Хурадов. Сверился с материалами. — Живет в Бурашево, в собственном доме, где разводит в пруду карасей. Владелец гранитной мастерской, в которой вытесывает памятники.

— Про этот кооператив весь поселок, да и весь Калинин знают, — поторопил его Понизов.

— В райотдел милиции поступило анонимное заявление, что кооператив фиктивный. Числятся Щербатов с женой да старухой тещей. А фактически под прикрытием кооператива Щербатов у себя дома выбивает портреты на памятниках и деньги кладет в карман. К тому же, как стало ясно из анонимного заявления, — Хурадов заговорил с придыханием, — использует чужой наемный труд. Даже без оформления. Мне поручено осмотреть районные кладбища, установить памятники, изготовленные Щербатовым, допросить заказчиков, что деньги платили напрямую…

— И дальше?!

— Будет возбуждено уголовное дело по статье 153 Уголовного кодекса — за частнопредпринимательскую деятельность. И если я справлюсь, меня переведут в ОБХСС, — Хурадов сладко зажмурился.

Глаза прибалтов расширились.

— А вы говорите — «перестройка», — бросил им Понизов. — Хурадов, на дворе девяностый год. Акционерные общества одно за другим появляются. Банки частные! А вы собрались мужика гробить по какой-то лохматой статье…

Хурадов насупился.

— Подполковник Сипагин говорит, что раз статья за частнопредпринимательство не отменена, значит, по ней можно сажать.

— Ну, вот что! — обманчивое добродушие покинуло бывшего опера. Он возложил на хрупкое лейтенантское плечо массивную лапищу, задумчиво потрепал погон. — Ты участковый! На твоей территории ограблен поссовет. Кража на контроле. И если немедленно ею не займешься, ты у меня не то что мимо ОБХСС пролетишь, но и из ментовки вылетишь. И никакой Сипагин не поможет. Потому что, когда нажмет облисполком, он первый тебя сдаст. Это понял?!

Хурадов сглотнул, — видно, и впрямь понял.

— Так вот. Немедленно выезжай в Тургиново и выясни, где были твои подна дзорные со сто первого километра в ночь кражи. Поминутно выясни. Прихвати для прикрытия какого-нибудь пожарного и обшарь общагу. Если обнаружишь что-нибудь из поссовета, изымай официально, протоколом обыска. Вопросы есть?

— Никак нет, — Хурадов, хоть и огорченный, вытянулся. — Для меня высокая честь выполнить поручение легенды уголовного розыска!

— Кончай трендеть! И с утра с результатами ко мне! — Пони-зов легким пинком выставил начинающего подхалима.

С сомнением прищурился:

— Сколько я этого Бороду знаю, столько его пытаются посадить. Сам с Запада, и голова на западный манер устроена. К чему ни прикоснется, всё в золото обращает. Ныне, казалось бы, дожил до своего звездного часа. Развернулся. И — опять то же самое.